felixroitblat

1970 год. Июльское солнце нещадно жгло землю. Где-то возле Иртыша подъемные краны лениво тягают толстые куски плит. Скромный ветерок ворошит своим невидимый веером тощие колосья травы, которые уже месяц просят дождя. За это время не пролилось ни капли. Воздух оцепенел и застоялся, будто его наполовину высосали. Словом, обычная жара без продыху.
Трое подростков, взяли свои велосипеды и поехали купаться на речку Нэбливо. Она была протокой Иртыша. Ещё в пятидесятые на ней построили крупный завод по переработке леса, который исправно действовал на протяжении двадцати лет. В определённое время сюда заглядывал катер, приводивший за собой плоты связанных брёвен. После чего их отцепляли и сгоняли поближе к берегу, чтобы катер свободно мог развернуться и уплыть обратно. Потом бригада извлекала их из речки, погружала на ЗИЛ и отправляла прямиком на завод.
Но всё же узкая полоска в два метра вдоль берега, была свободна для купания. Туда и направлялись дети.
Под колесами велосипедов трещали мелкие камушки, точно ворчали на погодную сухость .
Три часа дня, солнце разыгралось ещё сильней, ребята прибавили ходу. Скоро оборвалась улица, они выехали к карьеру, откуда бесконечно вывозили песок для городских нужд. За ним, на расстоянии не более пяти километров простирался сам Иртыш, такой же широкий, спокойный, красивый, каким был всегда. Они минули карьер и повернули в сторону леса, недалеко от которого начиналась хорошая дорога, по ней можно было ходко добраться до Нэбливо.
Обильно вспотевшие, ребята всё сильней крутили педали, надеясь поймать встречные дуновения.
Уже совсем скоро, минут через пятнадцать, не больше, они приедут на место, снимут рубашки и с разбегу, поджав ноги, плюхнутся горячими спинами в прохладную воду. Цепи туго натянуты, они едут.
…
Это было их излюбленное место купания. Деревянные плоты неохотно прижимались друг к другу в ожидании своей погрузки. По ним ребята часто достигали середины реки, и свободно купались в открытых местах, жадно вдыхая в себя запах лесных духов. Иной раз они просто сидели на плоту, опустив ноги в воду, и смотрели, как подъёмные краны ворочали своими длинными клювами: то поднимут их – будто всматриваются вдаль, то, призадумавшись, склонят. Особенно было хорошо к вечеру, когда солнце медленно скатывается к горизонту, краны будто засыпают, ловят речное дыхание.
Сегодня на Нэбливо никого не было. Поодаль тяжёлый грузовик с трудом поднимался на дорожный бугор. Он хрипел, когда проваливался в ухаб, и обречённо завывал, когда впереди вырастали новые холмы.
Вода спокойно заползала на песчаный берег и сползала обратно, видно скучала, ждала, когда кто-нибудь захочет развеять жар.
Послышались шумливые велосипедные звонки. Они приехали! Чтобы рубашки не унесло ветром, они привязали их к рамам. Это всё, что нужно, остальное сейчас не имеет значения.
— Кто быстрей до воды! – весело прокричал один из них.
И с восторженными криками они побежали в объятия Нэбливо, чтобы, наконец, остудить свои нагретые тела. Как следует разбежавшись по тёплому песку, они втроём одновременно нырнули в воду. Теперь жара бессильна и как бы рьяно не палило солнце, всё напрасно. С заливистым, мальчишеским смехом они набрасываются друг на друга, падают, снова встают и, также стараясь обхватить кого-нибудь за спину или за руки, продолжают бороться между собой. Им хорошо, свежо и радостно.
…
Вечерело. Вдоволь накупавшись у берега, ребята по обыкновению решили понырять между плотами. Для погружения берег неподходящее место, так как вода здесь мутнее, чем на середине, к тому же здесь много опилок, которые могут невзначай попасть в глаз или того хуже в ухо, что уже неоднократно случалось.
На этой речке ещё никто не тонул Во-первых, потому что здесь мало кто купался, а во-вторых, куда не глянь – всюду плавало лёгкое дерево, которое всегда могло дать опору, если это было нужно.
Они доплыли до плотов. Забрались на поверхность, после чего осторожной рысцой побежали до нужного места, перепрыгивая с одного плота на другой, стараясь трезво оценить силы для каждого прыжка.
В таком духе, они прошли три плота, до четвёртного было приличное расстояние, но если как следует поднапрячься, можно допрыгнуть.
— Я не буду прыгать – сказал первый.
— Боишься? – ухмыльнулся второй.
— Не допрыгну
— Допрыгнешь! Не бойся, мы все вместе!
— Давай ты первый, а я за тобой!
— Боишься! Я всем расскажу, что струсил!
— Я не трушу!
— Баба!
— Сам ты баба!
— Тогда прыгай!
— Не хочу!
— Слюнявый! Завтра весь двор узнает, что ты слюнявый!
— Я не слюнявый – возразил тот, но все же поддался уговору – Нуу, чёрт с тобой! Пошли!
Тот, который уговаривал своего сомневающегося друга, был более чем удовлетворён своей победой и для закрепления результата одобрительно похлопал его по плечу.
— Молодец, мужик! Завтра всем расскажу, что ты настоящий мужик, и все будут тебя уважать!
Друга прельстила это похвала, однако он боялся прыгать, и в глубине сердца жалел, что дал согласие, но отступать было некуда. Они втроём отошли к центру плота.
— Ну что, по моей команде прыгаем! – скомандовал смельчак.
Все приготовились. Досчитав до трёх, они разбежались и прыгнули. Но совершенно внезапно один из них поскользнулся на лысом бревне и ударился спиной о выступающий сучок. Долгий, щемящий стон разнёсся по всей округе. Его тело резко передёрнулось в одну сторону и дугой разогнулось вперёд, выставив костлявые рёбра. Руки расправлены, ладони сжаты в кулак, голова как-то неестественно откинута назад и стон! Кошмарный, душераздирающий стон! Какие бывают в госпиталях.
Его друзья, застыли в ужасе. Спина облизнула бревно и лёгким ударом об его край, тело легко и плавно сползло в бездну, будто неведомая рука обхватила ступни и уверенно потащила его ко дну. Они успели заметить выражение лица утопающего, когда он только уходил под воду. Стеклянные глаза отчаянно выдавливались наружу, казалось, что они вот-вот выскочат и всплывут на поверхность. Кожа лба туго съежилась в противные складки. Челюсть перекосило, а из гортани посыпались лёгкие пузыри воздуха, их было видно ещё несколько минут.
Они боялись нырнуть, чтобы вытащить его оттуда, ровно, как и бежать за помощью, страшно возвращаться на берег. Им было холодно, и они хотели домой. Наконец, один из них лёг на поверхность плота и опустил руку в воду. Жидкое зеркало воды отражало синее небо и ловило тёплые капли, сползающие с его щёк. Больше всего он хотел ощутить прикосновение руки своего друга – что сейчас она крепко обхватит его ладонь. Он просил, умолял его вернуться, но чувствовал только холод и лёгкую дрожь. Он видел, как миниатюрные пузырьки воздуха, один за другим, всё реже и реже всплывали из чёрной глубины.
…
Они дали друг другу слово, что никому не расскажут об этом происшествии. Если будут спрашивать, ответят, что не видели его и ничего не знают. Мать утопленника всю ночь металась по району, кричала, звала его, подняла всех соседей, но никто ничего толком не мог сказать. Он никогда не говорил ей правды, когда отправлялся на Нэбливо, постоянно обманывал, что уезжает в лес или в соседний район, поскольку знал, что последует твёрдый запрет, и не хотел ей лишний раз досаждать.
На седьмой день после происшествия, один из его теперь уже бывших друзей пришёл на эту речку. Вчера пролился сильный ливень, было сыро и ветрено. Плоты на сей раз близко примкнули к берегу. Он ступил на крайний и осторожно, не спеша побрёл по ним, без усилий, в полшага переступая через каждый плот. Так он дошёл до середины. Небо было сплошь залито свинцом. Всё вокруг потемнело, стало строже, степеннее.
Плоты заканчивались чуть дальше. Он подошёл к краю и побрёл вдоль. Деревянная полоска тянулась далеко – до самого поворота на Иртыш. Где-то вдали стальным отзвуком заревела баржа, скоро она пройдёт мимо. Он остановился, чтобы посмотреть на неё. Вот она проходит – огромная, сильная, тяжёлая, подобная стальному айсбергу, и медленно уходит на запад. Снова ревёт. Он склонил голову и неожиданно увидел белое пятно под водой. Присел на корточки, чтобы рассмотреть поближе. Это была голова его утонувшего друга. Бледный, водянистый, он как-то странно выглядывал из-под плота, как будто специально подплыл, Бог знает зачем. Сидящий на плоту встал на коленки, опустил руки в воду, обхватил волосы и скрыл голову под брёвна.
Больше он никогда сюда не приходил.